По знаку Буденного Городовиков присел на свободное место, оказавшись напротив начальника 20-й стрелковой дивизии Майстраха, совсем еще молодого человека с тонкими чертами красивого лица. Ока Иванович близко столкнулся с ним во время боя под Средне-Егорлыкским, оценил в нем храброго командира и теперь с удовольствием дружески кивнул ему головой.
— Будем начинать, — предложил Ворошилов.
Буденный вопросительно посмотрел на Зотова, спросил глазами, готов ли приказ. Степан Андреевич молча кивнул, густо прокашлялся и положил перед командующим папку с бумагами.
— Товарищи, — начал Буденный, — мы собрали вас сюда для вручения боевого приказа. Завтра будем брать Атаман-Егорлыкскую. Давайте уточним ваши задачи…
На этот раз в операции принимали участие, кроме дивизий Конармии, все стрелковые дивизии ударной группы, причем на 34-ю и 50-ю, как на численно слабые, возлагались второстепенные задачи. Правда, сначала 50-ю дивизию хотели придать начдиву 20-й, но тот горячо стал доказывать, что обойдется одной своей дивизией.
Согласившись с начдивом двадцатой, Буденный стал излагать свои соображения на завтрашний бой. Он сказал, что противник вряд ли допустит мысль о том, что мы, после вчерашней неудачи, завтра вновь предпримем наступление на Атаман-Егорлыкскую. Более того, по показаниям офицеров, взятых в плен, командующий деникинцами генерал Сидорин сам намерен перейти в наступление. Поэтому Военный совет Конной армии решил предупредить белых своим наступлением. Короче говоря, завтра мы должны разбить атаман-егорлыкскую группировку противника.
— Товарищи! — заговорил Ворошилов, медленно оглядывая лица присутствующих. — Товарищи, знайте: белые сильны, хорошо обучены, превосходно владеют холодным оружием, победить их будет трудно… — Он поднялся со скамьи, весь кипя обычной энергией, прошелся по комнате и, остановись у стола, продолжал: — Товарищи, вы понимаете, какая задача выпала нам? Разгром атаман-егорлыкской группировки — это конец гражданской войны на Северном Кавказе. Вы понимаете, что это значит?.. Это приказ партии! И мы должны выполнить его во что бы то ни стало…
Было около десяти часов утра. Над степью плыли белые волны тумана. Небо затянула сизая муть, и на том месте, где должно быть солнце, едва просвечивало желтоватое пятно.
Лошади дрожали, норовили встать задом к пронизывающему резкому ветру, жались, рвали поводья у спешенных всадников.
Впереди раздалась команда к движению.
Поеживаясь, ощущая, как холодная грязь, проникшая в худые сапоги, жгла ноги, Харламов вел в поводу свою лошадь. Вокруг него слышались чавкающие звуки подков: 19-й полк, двигаясь в голове дивизионной колонны, покидал хутор Грязнухинский, где полк делал первый малый привал после выступления из Средне-Егорлыкского.
Хутор Грязнухинский — меньше десятка убогих мазанок, крытых соломой, стоял на половине пути к станице Атаман-Егорлыкской, или к «белому Петрограду», как называли эту большую станицу белогвардейцы. Тут только что прошел авангард 20-й стрелковой дивизии, и ездовые, подхватывая увязавшие пушки, сами по колено в грязи вытягивали батареи из топи. Путь 20-й дивизии лежал прямо на север. 6-й же и 4-й дивизиям было приказано сосредоточиться в пяти-шести верстах юго-западнее Атаман-Егорлыкской, в широкой балке речки Верхний Егорлык. Поэтому, перейдя небольшой деревянный мост, находившийся по ту сторону хутора, 4-я дивизия свернула налево, направившись по целине.
В степи снег плотно осел и еще держался на глубине полуаршина. Лишь кое-где виднелись обнажившиеся пласты чернозема.
— Степан, гляди, земля-то какая. Шибко жирная. Палку посади — дерево вырастет! — сказал Митька Лопатин.
Харламов ничего не ответил. Его внимание привлекла, ехавшая стороной группа всадников. Приглядевшись, он узнал Городовикова и Детистова. За ними ехал Новиков. Вслед ему бородатый боец вез на пике красный с синим дивизионный значок. Холодный ветер трепал полотнище. Два трубача-сигналиста на горячащихся серых лошадях и пять-шесть штабных ординарцев ехали позади. Пройдя рысью мимо полковой колонны, всадники скрылись в тумане.
В то время как части Конной армии подходили к месту сосредоточения, командир 1-го донского конного корпуса белых Абрамов, носастый генерал с большой стриженой головой, знакомил своих офицеров с положением на фронте. Тут же находился представитель ставки главнокомандующего генерала Деникина ротмистр Злынский.
По сообщениям Абрамова выходило, что ставка более всего встревожена тем обстоятельством, что Конармия вышла в район Средне-Егорлыкского. Это угрожало «войскам юга России» разгромом их на рубеже рек Дона и Маныча.
— Поэтому, — говорил Абрамов, строго глядя на присутствующих, — главнокомандующий генерал Деникин решил разбить армии красных всеми максимальными средствами, которыми он располагает. Вникайте, господа! Главнокомандующий просит учесть вас, что если мы проиграем это сражение — мы проиграем всё. Главнокомандующий, конечно, не допускает мысли, что мы можем не выиграть сражения. Наши превосходные по своему составу части количественно превышают красных. Вникайте, господа! Это я вам говорю. Ну, а относительно боевого духа…
Генерал оборвал на полуслове: в класс станичной школы, в котором проходило собрание, вошел кривоногий поручик. Придерживая руку у кубанки, он подошел к генералу и доложил, что его срочно просит командующий группой генерал Сидорин.
— Вот у нас всегда так, — пробормотал генерал с нескрываемым неудовольствием в голосе. — Ротмистр!.. Господ?» офицеры, рекомендую вам генерального штаба ротмистра Злынского, — Абрамов сделал жест. — Я думаю, ротмистр, вы будете так любезны и поясните обстановку на фронте господам офицерам?
Злынский поклонился, звякнув шпорами. Генерал надел папаху, накинул бурку и быстро вышел из класса.
— Позвольте вас спросить, ротмистр, какова боеспособность большевиков на этом участке фронта? — спросил седоватый войсковой старшина [23].
Злынский с неопределенным видом пожал плечами.
— Будем смотреть фактам в лицо, — начал он. — Перед нами армия Буденного. — По мнению главнокомандующего генерала Деникина, армия Буденного — это единственно реальная сила, с которой ему приходится считаться… Я беру на себя смелость сказать, что на фронте появились чрезвычайно стойкие красные пехотные части. По данным разведки, некоторые из них переброшены из Сибири. Это в первую очередь двадцатая пехотная дивизия. Она входит в состав десятой армии красных. С ней мы вели бой под Средне-Егорлыкским. Я бы мог назвать вам, господа, еще несколько хороших дивизий: например, девятую, шестнадцатую, но сейчас их тут нет. А с двадцатой нам придется повозиться…
Начдив двадцатой стрелковой дивизии не мог слышать эти суждения и внести в них свои поправки. Он стоял в эту минуту на своем командном пункте на вершине огромной, с трехэтажный дом, скирды сена. Отсюда ему было видно все как на ладони. Перед ним раскрывалась грандиозная, на несколько верст, панорама сражения..
Около полудня туман разошелся, и теперь была хорошо видна станица Атаман-Егорлыкская с белой колокольней, множеством ветряных мельниц и скирд сена, раскиданных по всему полю перед станицей.
Припав к биноклю, начдив медленно водил им справа налево. На крайнем правом фланге, где виднелась водонапорная башня станции Атаман, белел, курился дымок бронепоезда. Чуть левее то появлялись, то пропадали среди холмов какие-то всадники. То были остатки кавалерийских дивизий Гая и Блинова, прикрывавшие правый фланг 20-й стрелковой дивизии. Левее их были отчетливо видны перебегающие пехотные цепи. Почти в одну линию с ними, там, где поле пересекала глубокая балка, цепи шли в рост, не ложась, и начдив сразу понял, что видит свою первую бригаду. Еще левее и несколько позади того места, где он находился, он увидел черные массы кавалерии. Сплошь, куда хватал глаз, они затопляли широкую лощину. Они стояли в строгом порядке, с командирами, трубачами и знаменами на положенных местах, словно бы собирались проводить полковые учения. Это была Конная армия…
Тут же на командном пункте находился комиссар дивизии Ратнек, удивительно спокойный голубоглазый чело-, век лет тридцати, в прошлом латышский стрелок.
— Хотелось бы знать, сколько их тут всех наберется, — говорил он, пристально оглядывая впереди лежащую местность, словно бы искал там ответа.
— Тысяч пятнадцать-восемнадцать, — отвечал начдив, что-то прикинув в уме. — Ну, считай там, товарищ Ратнек. Три конных корпуса. Так? Да Алексеевская дивизия, да корниловцы, да пластуны Чернецова… А всего здесь сразится с обеих сторон тысяч тридцать кавалерии да тысяч десять пехоты. Большой бой будет… — Говоря это, Майстрах не знал, что к Атаман-Егорлыкской только что подошел выступивший вчера из-под Батайска конный корпус генерала Гуселыцикова.
